Николай Григорьевич, прибыв на Лубянку, зашел к дежурному по Главку. Получив соответствующий инструктаж, он без пяти десять вошел в приемную хозяина СМЕРШа. В 10.00 четко отрапортовал:
– Товарищ генерал, помощник начальника управления контрразведки СМЕРШ Брянского фронта подполковник Кравченко по вашему приказанию прибыл.
– Здравствуйте, Николай Григорьевич, – Абакумов встал из-за стола и направился к подчиненному. Он протянул ему руку, поздоровался. Приятный запах одеколона исходил от его наглаженной гимнастерки с двумя большими нагрудными карманами.
«Однако же крепкое рукопожатие у начальника. Видно, мужик силен физически», – подумал Кравченко.
«Стальная рука у этого высокого черноволосого украинца. Чувствуется, у хохла силища – дай Боже. Такого и я туда хотел, и Сталин, я думаю, согласится с кандидатурой. Да и умишком природа его не обошла, как мне докладывали направленцы и кадровики. Статный мужик – гренадер настоящий», – в свою очередь предался быстрым раздумьям, идя к столу, а затем, усаживаясь на свой деревянный стул с высокой спинкой, Виктор Семенович.
– Садитесь, – хозяин кабинета предложил мягкое кресло у приставного столика.
– Спасибо.
– Ну, не разговаривать же нам стоя. А речь пойдет о важном, ответственном деле.
– ???
– Мы вас собираемся направить в заграничную командировку, – после этих слов генерал внимательно взглянул в глаза подполковника и добавил, акцентируя повтором неординарность задания. – Командировку очень важную… очень ответственную. Здоровье позволяет?
– Не жалуюсь, товарищ генерал.
– Как обстановка на Брянском?
– Есть результаты, – и по главной линии, я имею в виду разоблачение немецкой агентуры, и нашу – зафронтовую, – периодически забрасываем. Существенно помогли фронту загранотряды, – Кравченко еще хотел, видимо, что-то сказать, но Виктор Семенович прервал его.
– А командировка планируется в Иран, а точнее, в Тегеран. Вы, наверное, знаете, что там стоят наши войска. Скоро туда отправятся эшелоном пограничники – 131-й мотострелковый полк пограничных войск НКВД с очень важной целью – для охраны руководителей трех держав-союзниц, которые будут участвовать несколько дней в международной конференции, – постепенно раскрывал скобки предстоящей командировки Абакумов.
Николай знал, что там находятся советские войска, обеспечивающие безопасность прохождения ленд-лизовской и другой помощи Красной Армии через «оперативные коридоры» по территории Ирана.
– На здоровье не жалуетесь? – опять повторил почему-то вопрос хозяин кабинета и внимательно посмотрел на желтую ленточку на кителе.
«Наверное, он крутится вокруг проблемы со здоровьем в связи с моим ранением», – подумал Николай Григорьевич.
– Нет, со здоровьем все в порядке. О ранении уже забыл.
– Это хорошо. Ваша задача будет заключаться в оперативном руководстве нашими негласными и гласными возможностями. Главное, – обеспечение надежной охраны советской делегации и делегаций союзников…
– Понятна задача?
– Да, однако, я полагаю, мне помогут там местные наши коллеги разобраться с расстановкой сил и средств, а я уж буду действовать по оперативной обстановке, – четко без шапкозакидательства ответил Николай.
– С вами хочет встретиться товарищ Сталин, – неожиданно огорошил подполковника Абакумов.
– ???
– Чего вы стушевались?
– Все же Сталин! – выдохнул Кравченко.
– Он прост, как правда. Уважает честность, не любит поддакивания. Пиши правильно, если даже диктуют ошибочно, – приосанился из-за умной фразы Абакумов.
После этой встречи руководитель СМЕРШа водил Николая Григорьевича Кравченко в Кремль. Со Сталиным, наверное, они говорили о тонкостях предстоящей операции в далекой горной стране, но нам до сих пор не дано узнать конкретику этой беседы. Не явилось ли это плодом черной зависти у многих партийных чиновников и руководителей Лубянки?
Многие вехи дальнейшей жизни нашего героя, выстроившиеся в цепь трагической судьбы, особенно после 1953 года, когда шла охота «на ведьм», красноречиво говорят об этом.
Но с подробностями лукавства, подлости и жестокости читатель познакомится чуть ниже.
Гнездо скорцени
На фоне продвижения с жесточайшими боями Красной Армии на запад в начале 1943 года в Берлине колченогий Геббельс организовывал митинги, на которых призывал специально подобранные толпы к тотальной войне. Он, артистически потрясая вытянутой вперед правой рукой, как бы спрашивал собравшихся граждан:
«Вы хотите тотальной войны?»
И послушные толпы исступленно вопили:
«Да! Да! Да!»
Тотальная война входила, в первую очередь, в планы Гиммлера и Кальтенбруннера, сменившего павшего от рук чехословацких партизан Гейдриха.
Новое детище Геббельса предполагало усиление фашистского террора в самой Германии и за ее пределами. В системе РСХА создается «Управление VI S» – (управление зарубежной разведки СД, отдел террора и диверсий). Возглавил его по приказанию бонз третьего рейха человек со шрамами – Отто Скорцени, о деятельности которого уже много написано. Школа диверсантов и убийц располагалась в охотничьем замке Фриденталь, в часе автомобильной езды от Главного управления имперской безопасности (РСХА). Она благодаря удачной расположенности и разнообразному ландшафту местности была идеальным местом для обучения того специального подразделения имперской службы безопасности, скрывающегося под наименованием «Специальные курсы особого назначения Ораниенбург». Обучающийся контингент носил гражданскую одежду. Выпускники покидали альма-матер только в ночное время. Их вывозили на машинах к аэродромам и железнодорожным вокзалам.
Гауптштурмфюрер Отто Скорцени был искренним адептом нацизма и естественно лично предан фюреру. Он был его «головным агентом».
Со временем он скажет:
«Будь Гитлер жив, я был бы рядом с ним!»
Эти слова прозвучали 31 августа 1960 года в ирландском городке Далкей, на собрании так называемого Общества историков. Его там никто не задержал, – холодная война находилась в самом разгаре!
Но вот что интересно, взгляды у Отто Скорцени с калейдоскопической быстротой менялись в зависимости от обстоятельств. Заглянем в его дневниковые записи конца 1941 года, когда он стал свидетелем краха мифа о непобедимости вермахта. Узнавши о потерях своей эсэсовской дивизии «Дас рейх», еще недавно находившей в нескольких километрах от северо-западной окраины Москвы, он вполне объективно замечает:
«…10.12.41.
Скоро станет ясно и войскам: продвижение вперед закончено. Здесь наша наступательная сила иссякла. У соседней 10-й танковой дивизии осталась всего дюжина танков».
Когда операция генерал-фельдмаршала Федора фон Бока «Тайфун» провалилась, Скорцени охватил ужас:
«Поскольку похоронить своих убитых в насквозь промерзшей земле было невозможно, мы сложили трупы у церкви. Просто страшно было смотреть. Мороз сковал им руки и ноги, принявшие в агонии самые невероятные положения. Чтобы придать мертвецам столь часто описываемое выражение умиротворенности и покоя, якобы присущее им, пришлось выламывать суставы. Глаза мертвецов остекленело уставились в серое небо. Взорвав заряд тола, мы положили в образовавшуюся яму трупы погибших за последние день-два».
Это было всего лишь начало конца гитлеровскому режиму. Потом были еще более мощные удары, о которых говорилось выше.
Скорцени всегда оценивал события реально, ошибался он только в одном – в фанатичной вере в провидение своего фюрера. Но, как известно, провидение покинуло Гитлера после того, как он напал на Советский Союз. Ему все чаще и чаще приходилось то дипломатично оправдываться, то объявлять траурные дни в Германии, то выражать соболезнования семьям генералов, павших в боях на Восточном фронте.